Неточные совпадения
Посмотрев, как хлопотливо порхают в придорожном кустарнике овсянки, он в сотый раз подумал: с детства, дома и в школе, потом — в университете его начиняли массой
ненужных, обременительных знаний, идей, потом он прочитал множество
книг и вот не может найти себя в паутине насильно воспринятого чужого…
«Я падаю, я падаю, — думал он с отвращением и со скукой. — Что за жизнь! Что-то тесное, серое и грязное… эта развратная и
ненужная связь, пьянство, тоска, убийственное однообразие службы, и хоть бы одно живое слово, хоть бы один момент чистой радости.
Книги, музыка, наука — где все это?»
Он дал Прачкину денег и забыл о нём, но Люба Матушкина, точно бабочка, мелькала в глазах у него всё чаще, улыбаясь ему, ласково кивая головой, протягивая длинные хрупкие пальцы руки, и всё это беспокоило его, будя
ненужные мысли о ней. Однажды она попросила у него
книг, он подумал, неохотно дал ей, и с той поры между ними установились неопределённые и смешные отношения: она смотрела на него весёлыми глазами, как бы чего-то ожидая от него, а его это сердило, и он ворчал...
Познакомившись с ним ближе, я, во-первых, открыл существование в его инвентаре нескольких вещей, настолько
ненужных, что их даже нельзя было заложить, и которые Пепко тщательно прятал: вышитая шелком закладка для
книг, таковая же перотерка и т. д.; во-вторых, я сделался невольным свидетелем некоторых поступков, не соответствовавших общему характеру Пепки, и, наконец, в-третьих, время от времени на имя Пепки получались таинственные письма, которые не имели ничего общего с письмами «одной доброй матери» и которые Пепко, не распечатывая, торопливо прятал в карман.
В кабинете около шкапов с
книгами стоял комод из красного дерева с бронзой, в котором Лаптев хранил разные
ненужные вещи, в том числе зонтик. Он достал его и подал жене.
Я никуда не выходил из дому, а все сидел за ее столом, около ее шкапа с сельскохозяйственными
книгами, этими бывшими фаворитами, теперь уже
ненужными, смотревшими на меня так сконфуженно.
Большой шкаф и полки с
книгами, казалось мне, прислушиваются в каком-то насмешливо-сдержанном молчании к этому нелепому и
ненужному свисту.
Словно именно в эти дни безумия и почти сна, странно спокойные, бодрые, полные живой энергии, он и был тем, каким рожден быть; а теперь, с этой лампой и
книгой, стал чужим,
ненужным, как-то печально-неинтересным: бесталанным Сашей…
Успех
книги г. Устрялова доказывает, что публика наша умеет отличить массу, — хотя бы и очень тяжелую, — свежих, живых сведений от столь же тяжелой массы
ненужных цитат и схоластических тонкостей.
С хлопаньем открываются и закрываются пюпитры, увязываются веревками
книги и тетради, которые нужно взять с собою, а
ненужные, как попало, швыряются и втискиваются в ящик.
В пристройке, где он дал мне место, сел я на кровать свою и застыл в страхе и тоске. Чувствую себя как бы отравленным, ослаб весь и дрожу. Не знаю, что думать; не могу понять, откуда явилась эта мысль, что он — отец мой, — чужая мне мысль,
ненужная. Вспоминаю его слова о душе — душа из крови возникает; о человеке — случайность он на земле. Всё это явное еретичество! Вижу его искажённое лицо при вопросе моём. Развернул
книгу, рассказывается в ней о каком-то французском кавалере, о дамах… Зачем это мне?
Упомянув сначала о запрещении 1796 года, указ продолжает: «Но как, с одной стороны, внешние обстоятельства, к мере сей правительство побудившие, прошли и ныне уже не существуют, а с другой — пятилетний опыт доказал, что средство сие было и весьма недостаточно к достижению предполагаемой им цели, то по уважениям сим и признали мы справедливым, освободив сию часть от препон, по времени соделавшихся излишними и бесполезными, возвратить ее в прежнее положение…» Далее, после разрешения вновь заводить вольные типографии и печатать в них всякие
книги с освидетельствованием Управы благочиния, в указе повелевается — «цензуры всякого рода, в городах и при портах учрежденные, яко уже
ненужные, упразднить» (П. С. З., № 20139).
— Милый друг мой, — часто говорил мне ее брат, вздыхая и красивым писательским жестом откидывая назад волосы, — никогда не судите по наружности! Поглядите вы на эту
книгу: она давно уже прочтена, закорузла, растрепана, валяется в пыли, как
ненужная вещь, но раскройте ее, иона заставит вас побледнеть и заплакать. Моя сестра похожа на эту
книгу. Приподнимите переплет, загляните в душу, и вас охватит ужас. В какие-нибудь три месяца Вера перенесла, сколько хватило бы на всю человеческую жизнь!
Эдгар, несмотря на то, что только что увидал ослепленного отца и узнал, что отец раскаивается в том, что изгнал его, говорит совсем
ненужные прибаутки, которые мог знать Шекспир, прочтя их в
книге Гаренета, но которые Эдгару неоткуда было узнать и, главное, совсем несвойственно говорить в том положении, в котором он находится.